Интересные Факты и События

Алексей Толстов — молодой автор двух романов и художник, который неслучайно похож на рок-звезду белорусского андеграунда, ведь раньше пел в белорусскоязычном регги-группе «Чик-чик». В серии «Кем я стану, когда вырасту» Алексей рассказывает о том, как мальчик-панкуша оказался некогда в Молодом Фронте, почему Кувырок — это ужасное место, а религия — это развод, как не стать Иваном и не закончить талантливым гопником на районе с комплексом белорусскости.

Мальчик-панкуша

В детском садике хотел стать водителем троллейбуса. После хотел музыкой заниматься. Впрочем, так и получилось.

В восьмой классе затусіў с волосатыми и первый раз попал на сэйшак, на тру-хэви-метал. Ну и понеслось. Из дома никогда не уходил, но какие-то конфликты, понятно, у подростков всегда случаются, и не удивительно: мальчик-панкуша, все дела. Тусовки вечные, молодость, бухло, концерты. В общем, все круто было, одно, чтобы знал это тогда.

В конце школы мы с друзьями организовали «Чик-Чик», видимо под влиянием от сучбелкульта тогдашнего. Мало что помню, если честно. Помню флэты всякие или где на улице зависали. Много было алкашкі и других совсем некарысных веществ. Думаю, было весело. Сейчас, к сожалению, так уже не могу, не лезет, как говорят. Впрочем, и не знаю, советовал бы кому-то повторять те приключения.

Кувырок — ужасное место

Пошел в кувырок. Это был тот еще случай. Год отучился и понял, что это попросту какое-то бесполезная трата времени. Думал: вот, пойду в кувырок — вывучуся и буду делать всякие концерты, мероприятия, шоу-биз там, то-се. Ага, сейчас! Кувырок был ужасным местом, не знаю как сейчас. Весной там сидеть было вообще невозможно. Я приходил в ўнівэр, доходил до гардероба, меня встречали друзья и говорили «Какие пары? Пойдем! Нам надо идти!», так я к большинству лекций и не доходил. Плохая компания, мол — самые лучшие ребята. Были, правда, и какие-то интересные лекции, но большинством предметов легко можно было пожертвовать. Ну, короче свалил я оттуда. Хотелось изучать культурологии, что-то красивое, вдохновляющее, а давали там культпрасвет, совок такой, готовили кадры для домов культуры.

Потом уже, года через три, без всякого кулькоўскага диплома мутил те концерты, по несколько на неделю даже. Много адтусоўваў тогда. Конечно, молодой, нетрезвый… Кто-то может всегда молодым будет, а кто-то может никогда и не умрет.

Сегодня ты оригинал-неформал, а завтра — сьпіўся

«Бег» и «Прохожие» писались по записках с того времени, когда я тусил на улице. Там и герои в романах очень похожи на тех, кого ежедневно встречал тогда. Мы с друзьями играли по переходам, я много бухал и курил, и герои эти все время перед глазами были. В каждом городе есть такие, и никто о них не печется. Но они также есть частью города, это также его жители. И я писал о них, потому что это было рядом, потому что сам был таким. Сегодня ты оригинал-неформал, а завтра — сьпіўся и лег рядом с ними. Разное с людьми случается. Много случаев было среди знакомых: кто сьпіўся, кто замерз, кто через наркотики умер, кто сел, кто в монастырь спрятался, а кто вывернулся и детей напладзіў.

Я не хочу больше так писать

Безусловно, не все из того, что я писал, придуманное. Невозможно все придумать, мы попросту не способны к этому. Мы можем одно получать информацию, перерабатывать ее и транслировать дальше. Впрочем, то, что выданное на сегодняшний день, написанное более четыре года назад, надеюсь, что сегодня я пишу иначе. Мне давно не нравится то, что я делал раньше. Хорошо, что выдали «Прохожие», но много что изменилось с того времени, сейчас я не хочу больше так писать.

Как-то продал одну картину

Первый заработок? Я работал в школе — письме убирал. После и в типографии подрабатывал.
Как-то продал одну картину. А литература вообще у нас прибыльная? Все время слышу, что не. В любом случае, я не знаю, как зарабатывать на искусстве. Я не бизнесмен. Последний раз я заработал на искусстве, если расьпісваў стены ресторана в Индии. Правда, насколько это было искусством, еще посмотреть нужно.

Люди нигде не отличаются

Имею вредную привычку странствовать по Индии и Нэпале да восхищаться их культурой. Прежде всего, всегда интересовался буддистской темой. Насчет Индии, не думаю, что так легко попасть в индийский контекст. Культура довольно своеобразная, чтобы ее чувствовать, нужно в ней родиться. Но люди нигде не отличаются. Все то же самое. Заходишь у нас к бабушке — висит икона. Там заходишь в какой-то магазин — стопудняк будет какой-то там святой или бог который стоят, свеча да полка-ванялка. Повсюду одно и то же.

Религия — это развод

Я не принадлежу к какой-то религии. Мол, есть Бог — и мы должны в него верить. Я не уверен. Это очень сомнительная тема. Я не могу верить в то, чего я не знаю. Я не могу охватить всю вселенную, весь мировой порядок. Я не уверен, что у человека вообще есть возможности для этого. Мы являемся частью и стараемся постигнуть целое. Если мы говорим, что есть Бог — ок, в таком случае мы делаем вид, что мы это совершили, что мы асэнсоўваем все бытие, что Бог действительно в нем есть. То есть мы принимаем Бога как что-то положительное, объективное. Но на самом деле мы не можем этого знать. На деле получается, что человек верит в то, чего не может понять. Например, молния — это Бог-Перун, вот он сейчас разозлится и нам по заднице придает за то, что мы там девку девственную ему на капище не закололи. Это не такой простой вопрос. Я не хожу в церковь, в костел. Для меня это развод. Организованная религия — это просто средство контроля, манипуляция. Любая организованная социальная система — это средство контроля над обществом.

Только самообразование

У меня с учебными заведениями не сложилось, потому самообразования отдаю первое место. Читаю много по культурологии, социологии и др.

Семейные норки

Одиноко я жить не могу, мне люди нужны. Человек социальный. У меня не было опыта жить обособленно, да и желания нет. Но я не могу тусить все время с одними и теми же.
Традиционная семья меня мало интересует. Может я пацан еще молодой, может не понимаю чего-то. Но грустно иногда смотреть на некоторые семьи, люди якобы закрываются, исчезают куда-то, иногда даже и не в детях дело. Есть среди моих знакомых те, кто не укрылся в такую семейную норку, приятно с ними встречаться. Я не люблю, когда семья ограничивает людей, и если дети сидят все время дома под контролем, когда родители решают за них, мол, туда ходи, туда не ходи — это неправильно. Наши дети нам не принадлежат, это не наша собственность. Правда, своих у меня нет.. поэтому кто я такой, чтобы высказываться на эту тему?

Родина — это конкретные люди и конкретное время

Очень люблю родину, но это скорее привычка такая. Вот отношение к родине как к какому-то идолу — это абсолютно не мое. Это какая-то абстракция. Общественный долг, нация — это абстрактные понятия и отчасти искусственные. Для меня родина — это конкретные люди и конкретное время. Меня больше интересует персональное отдельно взятого человека. Когда мы обобщаем — мы теряем свое индивидуальное. Когда мы начинаем себя к чему-то привязывать, мы строим заборы. Это такая гермэтызацыя, закрытость. Тем более на личном уровне это мало работает.

Вопрос национального самоопределения — это далеко не первый вопрос, который задает себе человек. Но я, безусловно, в какой-то степени космополит. Белорусская культура будет страдать до тех пор, пока не разберется со своим национальным. Если эта тема, спекуляции с которой не прекращаются уже столько лет, будет отрефлексирована, тогда все наконец папусьцяцца и займутся делом.

Я не Иван, я Леша!

Что касается нациков — ок. Ну, скажем, вот к тебе приходит сосед Иван и говорит: «Слушай, тебе нужен газ. Я дам тебе газа, но ты также будешь Иваном». Ну что ты ему скажешь?! «Не дури мне головы, я же не Иван, я — Леша». И некрасиво это совсем, не по-суседзку. И будешь прав. А потом поедешь в Вильнюс, накідаесься там где и будешь кричать местным, которые там всю жизнь прожили: «Валите в свое Ковно, мерзавцы!» Ну и кто ты после этого? Такой же Иван, только без газа.

Чтобы жить, а потом умереть

Жить нужно ради того, чтобы жить. Чтобы жить, а потом умереть. Это от нас вообще не зависит, мы живые организмы, мы хотим жить и множиться. Не можем не хотеть в большинстве своем. Скоро будет 7 миллиардов, а потом больше и больше, потом и жрать не будет чего, канібаліць начнем.

Мог закончить гопником на районе

Мне было 15 лет и я летом подсел на N. R. M., «Магазин», все эти бчб ленточки и так далее. Тогда это было модно, протест и все такое. Естественно, я попал в МФ. Каждый четверг были заседании на Варвашени, 8. Ну и там собиралась кодла, в лучшие времена человек по 200. Я не знаю, как это сейчас выглядит, но подозреваю, что немного иначе. Там собиралась молодежь с протестными настроениями, очень разная: «дети великих белорусов», какие-то извечно пьяные панки, всевозможные пэган-мэталісты, любители средневековых тем, крайние нацики, просто какие-то дэзадаптаваныя подростки, из которых насмехались в школе. Основными мотивациями были белорусский рок, хорошая компания и лирика протеста. Не все там и по-белорусски разговаривали, но все были примерно на одной волне.

Тогда МФ был неотъемлемой частью белорусской молодежной культуры.
В моем случае это все длилось буквально один год, может чуть больше. В основном это было такое: мать наварить клея, мы с друзьями залепім листовками район, после полуночи будем бегать от патрульной машины. Пойдем на митинг в надежде, что будет драка. Митинг без драки считался неудачным. Потом была компания 2001 года, мобилизационная кампания «Выбирай!» Я углубился, пришлось познакомиться с милиционерами. Не думаю, что тогда я все хорошо там понимал в той политике, важной была самая энергия. Естественно, это была эксплёатацыя в каком-то смысле. Впрочем, политика — это всегда эксплёатацыя. Но это была и школа тоже: я начал писать стихи по-белорусски, какие-то записки появились.

Примерно в то время руководство МФ замуцілася с Богом — ну, хорошо, разные мнения есть на этот счет — но много кто этого не захотел и свалил. То ли дело было в том, что «вся власть от Бога» или в том, что христианский бог не очень привлекателен для молодежи, не очень сексуальный. Начинались какие-то шуточки со стороны наиболее радикальных ребят: ах ты такой, вот мы, когда придем к власти, не, тебя мы, наверное, все же не растраляем, пойдешь в единую оппозиционную партию — ну и так далее, детство такое. А потом были Куропаты, там много чего произошло, и я полностью отошел от всей этой темы. Не то, что я когда-то был таким правым, просто было комьюнити, сообщество молодежная, а потом руководство начинает чистить ряды и «все, вы больше не с нами».

Понятно, что будут разные мнения, но главное, что тогда резко изменились основные пункты. Был оптимизм, дух братства. Людей знакомых со свидетельствами не столько консервативные ценности, не национализм и боженька, как я думаю. Молодежь боролась против совковой традиции своих родителей, против закасьнеласьці старого. Адреналин, романтический идеал свободы, отрыв. Беларусь под флагом Христа — хорошо, но там местами чуть ли не секс-драгз-рок-н-ролл был.

Но чтобы не тот МФ, я бы с вами сейчас не беседовал, это была действительно хорошая школа, через него я вошел в белорусский культурный контекст, а мог закончить гопником на районе. Чуть позже полностью изменилась компания, началось какое-то сталеньне. Я не думаю, что сегодня у меня есть что-то общее с МФ в плане ценностей.

Я пазьбягаю комплекса белорускости

В жизни я пользуюсь тремя языками, пишу исключительно по-белорусски, но не считаю это за какую-то выбітнасьць. Я вошел в контекст, привык. Это попросту привычка. С другой стороны, у меня нет никакого желания писать на другом языке. И разговаривать по-белорусски — это нормально. У нас простая проблема: люди и в национально ориентированных кругах, и вообще общества считают, что белорусская культура и белорусский язык — это ненормально. Одни видят в этом какую-то однозначно элітарнасьць, знак принадлежности к черт знает каких высших сфер, другие привыкли верить в правоту устаревшего советского городского стереотипа, мол, это все какая-то провинциальность, калгасьніцтва. А это попросту нормально. И когда моя бабушка говорит: «елы-палы, я говорю по-русски, я хочу говорить по-русски», я исподтишка пасьмейваюся, ведь это не всегда так. Я стараюсь избегать комплекса белорусскости. Мне кажется, чем больше мы склонны видеть в этом проблему, тем большей проблемой это будет. Так или иначе, этот вопрос будет решен, но прямой конфликт — здесь не лучший метод.

Люди решают, талантливый ты или нет

Талантливыми не рождаются и не делаются, талант уходить от людей. Люди решают, талантливый ты или нет. Сейчас у нас вообще с культурой такая вещь, да и не только у нас: что назовешь хорошим, то и будет хорошим. Вот ты напишешь: Толстов такой — и Толстов станет таким. А сам Толстов здесь, может, в общем-то и не к чему.

Интересная язык — та, которая не похожа на других языка

Мне не нравится, как у нас учат художников. Получается одно и то же. Мне кажется, что вообще не хватает информации об иностранных творцов, и не хватает не только студентам. Так, студентам в первую очередь, но и преподавателям. Мы вырваны из контекста. Мы не можем тупо писать пейзаж, когда рядом бомбы падают и дети голодают. Есть мир, и искусство — это реакция на него, а если мы не видим мира, мы выпадаем, мы закрыты. Мы закрыты не на уровне каких-то государственных структур, мы закрыты на уровне общества. Ведь сначала идет человек, его любопытство.

Хорошо, что у нас молодежь хоть как-то шевелиться. Хотя, с другой стороны, нужно их перасьцерагчы, так как простое подражание западных моделей всегда будет рожать вторичность. Любое обучение — это завладение языком. В идеале творец должен создать собственный язык. Интересная язык — та, которая не похожа на языки других, но она не всегда будет красивой.

Куда-то тянет, но иногда очень хочется жить в Беларуси

Не думаю, что общество может быть идеальным. У каждого человека будут цёркі с обществом, они должны быть, ведь человек индивидуален, а общество в целом. Удачная социальная адаптация — это всегда компромисс. Мы все люди, каждый приходит с чем-то своим. Не знаю, в каком обществе я хотел бы жить, везде есть свои траблы. Меня больше волнует вопрос не «где?», но «как?». Хочется, чтобы жизнь было интересным и качественным. Насчет того, где — меня все еще куда-то тянет, но иногда очень хочется жить в Беларуси.

Комментарии запрещены.