«Наш язык — не секси»
«Ирландская язык — это не секси», — 42-летний ірляндзец, в прошлом бармен, а ныне студент политологии Университета Пробке, Деклан Кіцін рассуждает о судьбах его семьи, ее языка и страны в ХХ веке. В новой правастырновай хонде мы едем по скоростному автобану в самом сердце Ирландии, за два часа пересекая почти всю дюну в направлении столицы республики — Дублина. Вокруг меня плывут пейзажи, что удивительным образом напоминают белорусские, и в голову приходят мысли о схожести моей родины и этого острова на краю Европы. Одно из главных сходств скрывается в языковом вопросе: ни белорусы, ни ирландцы до сих пор не решили, что делать с их национальными языками.
«Это знатно — иметь собственную язык, — продолжает рассуждения Деклан. — Потому это и ужасно, что такая ситуация сложилась из гэльского языком [это второй название ирландской]. Но говорить по-ирландски не секси, — очевидно, этому отцу двух детей нравится придуманная им аналогия. — Вот танцевать ирландские танцы — это сексуально. А по-ирландски говорить — не».
Но языковые вопросы возникли в этой бывшей английской колонии не вчера. Уже с конца 17 века ирландцы имели большое проблемы с языком: британцы не позволяли им управлять своей страной, а тем более использовать национальный язык в официальных сообщениях и образования. «Если ты хотел получить образование, то должен был говорить по-английски, если ты хотел иметь хорошую работу — твоей языком должна была быть все та же английская, — говорит Деклан. И сейчас, кстати, то же самое: если хочешь заработать хоть немного денег, ты должен знать английский. Никаких контрактов на ирландской».
Действительно, энциклопедия говорит, что долгие столетия Ирландия находилась под оккупацией Англии. Намного большее время, кстати, чем Беларусь — под российской оккупацией. Хотя письменность была у кельтов издавна (нынешние ирландцы считают себя наследниками этих некогда могущественных племен), но первая печатная книга по-ирландски вышла на 50 лет позже, чем белорусский, а ўнармаваньне ирландского правописания произошло только после окончательного разрыва с Великобританией — в 1949 году. Большой ущерб ирландской языке нанес голод и повальная миграция второй половины 19 века. А также массовая англоязычная образование.
Язык элиты или провинции?
Профессор экономики из университета Ольстера Вани Боруг говорит, что сейчас владение в ирландской Ирландии — это признак, по которому человека можно отнести к элите. Также, как и слушание классической музыки либо знание Шэксьпіру.
«Даже если брать в расчет только социально-экономические показатели, то из двух людей с одинаковым статусом тот, кто владеет ирландской, будет иметь небольшую, но существенную преимущество над вторым», — говорит профессор.
Исследование, которое он с коллегами опубликовал год назад, разрушает давний миф о том, что ирландская — это язык бедных жителей отдаленных деревень. Действительно, регионы, где люди до сих пор пользуются ирландской ежедневно, сохранились. Но находятся они далеко от столицы на атлантическим побережье. По итогам последней переписи, из 6-миллионного населения острову примерно 72 тысячи используют гэльскую как язык ежедневного обихода. И только около 1.5 миллиона владеют этим языком на хорошем уровне, а 4 миллиона ирландцев могут сказать на гэльского буквально только несколько слов.
Но вольстэрскі профессор довольно оптимистично смотрит на ситуацию. Согласно его исследованию, из тех, кто занимает лучшие должности в стране, 42% легко могут говорить по-гэльски. Против 27% тех, кто не способен разговаривать на ней в общем. Проще говоря те, кто знает ірляндзкую, зарабатывает больше тех, кто ей не обладает.
Элитной языком, но с другим оттенком «элітнасьці» считает ірляндзкую и Деклан:
«Существует определенный снобизм вокруг ирландской: если ты делаешь ошибки в ней или вымаўляеш неправильно слова, то тебя могут обвинить в том, что ты совершенно не владеешь гэльского, — тут мужчина вспоминает случай из своего собственного школьного опыта. — Мой школьный учитель гэльского был из тех ирландцев, что с детства ежедневно пользовались именно этим языком. И он часто агрессивно упрекал меня за речевые ошибки: „Почему ты открываешь рот, если не можешь нормально говорить по-гэльски?“ — слышал я от него все время, когда делал очередную ошибку в произношении. Этот человек отбил у меня всякое желание разговаривать по-ирландски на долгие годы.
„Ты не хороший ірляндзец, если не способен говорить по-ирландски“, — говорят у нас. Но мой дед не говорил по-гэльски, зато был солдатом Ирландской республиканской армии (в начале 20 века боролась за независимость Ирландии от Великобритании), и три раза был арестован. Поэтому для меня несущественно: может ли человек говорить по-ирландски, или нет. Главное — это то, что он, как мой дед, может отдать жизнь за свою страну», — говорит Деклан.
Стал президентом? Учи язык!
«Майкл Ди Хиггинс набрал 701 101 голос», — за трибуной с изображением золотой арфы — герба Ирландии — красивая глава ирландского центризбиркома по-гэльски объявляет первые результаты подсчета голосов на президентских выборах. Я стою у сцены пресс-центра ЦИК как один из участников миссии по наблюдению за выборами, организованной в рамках проекта «Наблюдение за выборами: теория и практика». Вокруг меня — несколько десятков репортеров, что неустанно щелкают затворами камер и вслушиваются в цифры, объявленные по-ирландски. Возникает ощущение, что единицы из присутствующих понимают «гэльскія» результаты: вместо слез радости или горя в зале в ответ на озвученные цифры висит гробовая тишина. Но как только объявление результатов переходить на английский, все становится на свои места: сторонники кандидатов хлопают каждой цифре своего фаворита, а репортеры записывают их в блокноты.
В устах белорусского президента национальный язык — язык ненависти, оскорбления тех, кто думает иначе. В устах официальных ирландских лиц гэльский язык — дело обычное, но такая же неживая, как и язык школьных учебников на уроках гэльского, которые там обязательны. Новоизбранный президент — 73-летний англоязычный поэт Майкл Ди Хиггинс — некогда занимал пост министра гэльского языка. В середине 90-х он даже был причастен к основания первого ірляндзкамоўнага ТВ-каналу. Теперь ему, в отличие от его основного соперника на выборах — молодой телезвезды и предпринимателя Сина Галлахера — не придется учить ірляндзкую, как то делали, в соответствии с требованиями статуса, двое его предшественников.
Предвыборная кампания, как, кажется, и все ирландское жизнь, проходила почти исключительно на английском. Однако одни дебаты решено было организовать по-ирландски. Получилось и комично, и трагично одновременно: ведущий задавал вопросы по-ирландски, а кандидаты отвечали по-английски. Нашлись даже такие кандидаты, что не смогли ни одного слова сказать на национальном языке в интервью перед дебатами. Впрочем, они, как и представитель немного табуированной националистической политической силы Ирландской республиканской армии, не сумели набрать много голосов. Тамошний национализм почти не ассоциируется с каким-то особенно нежным отношением к языку.
«На улице легче услышать китайскую, чем ірляндзкую»
За несколько часов до того, чтобы сесть в машину и отправиться в Дублин, мы с Дэкланам заходим в здание школы в Пробке на юге Ирландии, которую он когда-то посещал. Сегодня день выборов, и сейчас в этой школе располагается избирательный участок. Об этом свидетельствует вывеска, на которой ангельскамоўнае «Polling Station» обязательно прадубляванае ирландским «Stáisiún vótála». То же самое и со всеми улицами в городах, официальной информацией, вітаньнямі в аэропорту наконец. Ирландская вместе с английским имеет статус государственной, но ирландская — все же «первая официальная». До этого шыльдавага двуязычия не сразу прызвычайваесься, но со временем перестаешь замечать другой шрифт незнакомых ірляндзкамоўных надписей на зданиях.
Деклан заходит в свою школу со зьмяшанымі чувствами: здесь его научили ирландской («Мой дедушка родился в 1900 году, и никто из его семьи не говорил по-ирландски, то же было и с его детьми»), и тут же ему привили нелюбовь к ней.
«Мой отец и мать выросли в городе, и они были частью городской британо-американской культуры. Моя школа и школа моих детей — англоязычная. Я даже ірляндзкую учил по-английски», — говорит он.
«И они не смогли научить меня ирландской за 14 лет. Может быть, я слишком ленивый, чтобы учить этот язык. Но моя гэльский сейчас исправляется, ведь я должен помогать с ней детям в их домашних заданьнях». Дети Дэклана ходят в ангельскамоўную школу, где по-ирландски преподается только несколько часов в неделю. Многие родители отправляют детей в исключительно ірляндзкамоўныя школы, так как считают тамошний уровень образования лучшим. Но высшее образование все равно доступна только на английском.
«Как-то одному из кандидатов в президенты во время встречи в моем университете задали вопрос по-ирландски, — рассказывает Деклан. — „Я учил ірляндзкую язык в школе, но ответить на вопрос по-ирландски не могу“, — сказал кандидат тогда. Когда же он запросил других присутствующих на встрече студентов и преподавателей, поняли они это гэльскае вопрос, единицы ответили положительно».
Наталья, 27-летняя армянка, уже несколько лет живет в Ирландии со своим российским мужем. По ее словам, все знакомые ирландцы, которых она расспрашивала о знание языка, говорили только о школьных знаниях, на которые со временем забывались. А одна молодая пара как-то заявила, что хотя и считают себя националистами, они разговаривают исключительно по-английски. «На вопрос, „почему же не по-ирландски?“ пара гордо заявила, что, мол, британцы украли у них язык», — говорит Наталья. Ирландцы стремятся доказать, что «оккупанты» — так до сих пор называют здесь британцев — не сразу «лишили» их языка. Потребовались столетия: еще в начале 20-го века. за произношение ирландского (и белорусского!) ‘г’ в английских словах можно было получить штраф. Но фрикативное ‘г’ можно услышать из уст ирландцев до сих пор.
«Более вероятно, что вы услышите китайский язык в центре Дублина, чем ірляндзкую», — мы с Дэкланам стоим в центре вечерней столицы Ирландии. Я оглядываюсь вокруг, и вижу среди прохожих почти одних типичных ирландцев: представителей других рас здесь, сравнительно с другими европейскими столицами, немного. Но то не очень увеличивает мои шансы все же услышать ірляндзкую — если еще не умершую, то почти утраченную ее народом язык.