Интересные Факты и События

На прошлой неделе в Минск
на несколько дней пожаловал Александр
Гронский, чтобы открыть здесь выставку World
Press Photo. История этого молодого фотографа
напоминает сюжет романтического кино. Парня
выдворили из школы после 9-й классы за
плохие отметки и прогулы. Он лайдачыў
и тупіў, но однажды встретил девочку-художницу и, чтобы понравиться ей, соврал,
что фотографирует. Сейчас Александр Гронский
лауреат многочисленных фотапрэмій и один
из лучших пейзажистов-фотографов
современности, который, однако, не верит в
самородков.

«Это отличное решение! Я буду
фотографом, я придумал!»

Ты родился в Таллинне,
живешь в Риге, но очень много снимаешь
Россию, как так случилось?

Трудно сказать. Я в Россию
переехал уже в сознательном возрасте, в 18
год. Это был уже сознательный выбор. Семья
осталась в Таллинне, я сам переезжал. А
почему привязался именно к ней? Видимо,
потому что во мне есть какое-то сочувствие
именно этой земле и этому культурному
контекста.

Совсем недавно снимал
в Китае большую историю. Там все было
здорово, интересные ландшафты, и все как-то
красиво складывалось, но чего-то важного
не хватало. Поэтому именно в Китае я
определил, что в ближайшее время мне именно
в России хочется что-то делать, с российскими
пейзажами.

Фото из серии Mountains & Waters

А кто ты по национальности?

Ну, как-то более-менее
русский. Какая-то такая советская национальность.
Не, я считаю себя русским, наверное, в первую
очередь.

Почему ты сейчас живешь
в Риге?

Исключительно семейные
обстоятельства. У меня жена латышка, и так
получилось. Вот это уже не был сознательный
выбор. Ну, точнее, не. Это было,
конечно, серьезное решение, которое я
принимал, но по каким-то сложных обстоятельствах.
Родился ребенок, и мы как-то так решили,
что мы будем в Риге.

Ты закончил 9 классов.
Чем ты вообще занимался после 9 классов?

Какое-то время лайдачыў,
играл. Это не было такое сознательное
взрослое решение, просто меня выперли
со школы за прогулы и неуспеваемость.
Я лайдачыў в какой-то такой вяло текущей
панике, не зная, чем заняться. И планы
какие-то у меня были достаточно пессимистичны.

Думал, что меня ждет
кулинарный техникум или какая-нибудь
строительная специальность, или что-то
такое. Но при этом амбиции, конечно,
были всегда какие-то розовые. Я увлекся
фотографией достаточно спонтанно. И
вдруг как-то подумал, что вот это
отличное выход! Я буду фотографом, я
придумал! И с тех пор больше ничем другим
не занимался.

Интересно, как ты увлекся
фотографией. С чего все началось?

Знаешь, у меня какие-то
все ключевые поворотные точки были
связанные с отношениями. Я познакомился с
девочкой, она мне очень понравилась.
Она такая, знаешь, была… Не была, конечно,
есть. Есть такие очень активные и
творческие люди, которые одновременно занимаются
и в художественной школе, и в театральной
студии, и музыкой, и танцами, и пением,
и всем, чем угодно. Вот. И у меня был
какой-то комплекс неполноценности. Если
она спросила: «А чем ты занимаешься?» —
мне сложно было что-то найти ответить
потому что по факту я в целом ничем не
занимался (смеется).

А как ты ничем не
занимался, как проходил такой твой день?

Ну, примерно, как и
сейчас, лайдачыў, читал какие-нибудь
книжки, смотрел телек, играл. Ничего не
изменилось (смеется) с тех пор в моем
жизни. И я соврал ей тогда, что я фотографирую.
А потом она еще очень долго спрашивало
«покажи фотографии», а я все время
находил какие-то отмазки, почему я не могу
показать ей фотографии. А их, по сути,
просто не было. И пришлось в какой-то момент
просто взять фотоаппарат и что-то сфотографировать,
просто, чтобы предъявить. Ну и дальше уже
пошло.

И что ты снимал?

Нейкуя такую многозначительную чушь, пейзажи, деревья…

Это значит, сразу
все началось с пейзажей?

Да не, это самое
очевидное, когда можно было выйти на
улицу и сфотографировать. Потом начались
какие-то там портреты. Я такую, в плохом
смысле, художественную фотографию делал. Далее
уже стал интересоваться, стал смотреть
журналы. На тот момент журналы были
единственным источником информации о
фотографию. Это были фотачасопісы,
которые приходили в библиотеку. Я как-то
регулярно их сетчатой, освещал, что
мне нравится, что нет, пытался и
сразу увлекся фотажурналістыкай,
рассказом каких-то историй.

А занимался ли ты какой-то
другой фотографией, не журналистикой –
рекламной, свадебной?

Конечно-конечно.
Особенно сначала, когда работы не было,
брал все, что угодно. Снимал каталоги
в массажных салонах, какие-то интерьеры,
портреты. И потом, если журнальном
фотографом работал, 8 лет проработал
журнальным фотографом, спектр был очень
большой – где-то нужно снять интерьер,
где-то надо портрет, где-то нужно историю,
это очень универсальная работа.

Как ты начал сотрудничать
с журналами?

Я сначала довольно много
снимал сам, какие-то свои истории, никем
не заказаны, просто потому, что мне было
интересно и хотелось что-то попробовать.
Вот потихоньку и собралось портфолио. Это
было начало 2000-х, то есть журнальный
рынок был совсем в зачаточном состоянии.
Сейчас, наверное, уже гораздо труднее получить
работу. А тогда я перебрался в Петербург
и зашел в 2 журналы. Первый это был
«Собака», а второй – «Красный».

И что эти журналы?

В первом мне сказали,
позвоним, может быть, как всегда. А в
вторым – совсем каким-то непасціжным
образом мне сразу предложили стать
штатным фотографом. Что меня поразило и
впечатляет до сих пор. Как так, человек
пришел с улицы, а его сразу приняли
на работу. Это была удача, конечно, потому
что я оказался в нужном месте в
нужное время.

Это был твой первый
переломный момент?

Да, конечно. Вдруг
полноценная работа, постоянная. Нужно
что-то снимать, заполнять этот большой
журнал всем-всем-всем, чем можно. Да к
того, это была большая школа очень.

А сколько ты снимаешь
в общем?

Ну, если брать за
отправную точку вот эту штатную
работу, это было в 2002 году, то это
10 год. Снимал достаточно активно и
зарабатывал всего лишь фотографией.

Фото из серии Pastoral

«Мне важно схватывать какие-то
точные мизансцены, которые происходят
без моего влияния на них»

Что касается твоей серии
“Пастораль”. Как ты пришел к снимков этой серии, которая отражает пограничные
пространства?

Достаточно интуитивно.
Мне кажется, мне с самого раннего
детства нравились всякие пустоты.
Полузаброшенные места и какие-то пограничные
пространства. И дальше своими персональными
проектами я практически всегда и занимался
исследованием таких пограничных пространств.
Это были окраины России самые далекие,
были окраины Москвы, в Китае я тоже
снимал окраины. И всегда мне пограничья
это интересное, столкновение каких-то разных
символов. Мне нравится там гулять,
находится, переживать это пространство.

Снимаешь ты в своих
приграничных районах именно пейзажи. Что
такое твой пейзаж?

Пейзаж – это попытка
вовлеченного, но не оценивающего взгляда.
Когда я снимаю пейзаж, я не оцениваю,
хороший это пейзаж или плохой, красивый или
не красивый, а скорее, это просто
переживание этого пространства, очень
чистое. Меня захватывает этот пейзаж и
мне интересно его наблюдать, находить
себя в нем. Мне важно, чтобы, по возможности,
он был как можно более свободным, чтобы там
не было четкого указания, на что
точно я смотрю, что является
центральным элементом пейзажа, что
вторичном, чтобы это все существовало
достаточно равноправно, все элементы
пейзажа выступали равноправно и в каком-то
своим внутренним балансе. Не так, чтобы я
указывал, что вот это интересно, вот это
важно, чтобы у зрителя оставалось это
место, где он сам внутри пейзажа мог как
бы бродить, смотреть и замечать. Поэтому
я и стараюсь не подходить так близко
к людей.

А когда ты снимал
“Пастораль”, люди видели тебя?

Чаще всего как-то не
замечали. Ну, и во-первых, дистанцию
большую я всегда выдерживаю, стараюсь
снимать достаточно скрытно. Для меня
важно, что даже на большом расстоянии,
как только люди замечают, что их
снимают, что-то в них появляется такое
неестественное в поставах, в чем-то еще,
даже если нас 100 метров разделяют. И
то, как они замечают, как реагируют. Мне
важно схватывать какие-то точные
мизансцены, живые, которые происходят без
моего влияния на них.

Фото из серии Pastoral

«Это такой фетиш для каждого
фотожурналиста WPP получить»

Какой конкурс для тебя
был поворотным?

Поворотным был, я думаю,
Paul Huf Award, это в Голландии премия для
фотографов до 35 лет, очень серьезная
премия, и очень точная и сильная
выборка победителей. Это конкурс, который
сразу поставил меня в какой-то важный
международный контекст. Были многие другие
менее значимые, но тоже важные конкурсы.
Мне по-прежнему кажется, что конкурсы
и награды — это самый эффективный
способ двигать карьеру в фотографии,
приобретать какую-то известность, узнаваемость
и т. д.

А World Press Photo?

World Press Photo также
отлично. Сейчас это уже не так важно для
меня, потому что это в первую очередь конкурс
фотожурналистов. Но это такие мои
давние мечты, так такой фетиш для каждого
фотожурналиста — WPP получить. И поэтому я не
спрашивал – надо, не надо, а просто
решил попробовать еще раз. Я много
раз участвовал, раз 5 или 6.

Подряд?

Не-не. Какой-то год
участвовал, какой-то год не участвовал,
когда казалось, что нет сильной серии.
Поэтому для меня это скорее завершение
моего журналистского этапа, чем толчок.

Самое время спросить, как
произошел твой переход из журналистики в
галереи?

Был достаточно длинный.
Это тяжелый процесс. Журнальный рынок и
галерейный рынок совсем не связаны. И
плавно перейти просто невозможно. И
совмещать это очень трудно. Я начинал
заниматься пейзажами и вообще не воспринимал
это как-то, что могло бы приносить
деньги, а скорее воспринимал как такое хобби,
что ли, ну или важную для меня работу, которую
я считаю самым интересным и весомым. А уже
работа, зарабленне денег – это уже
какая-то периферия моих цікаўнасцей,
скажем так, чтобы просто прокормиться.

И так продолжалось
довольно долго, несколько лет точно. И я
в принципе не верил, что смогу продавать
свои работы в галерее так, чтобы мне это
приносило доход и стало моей основной
работой. А потом все достаточно быстро и
резко изменилась. Совпали какие-то обстоятельства.
Меня поддержала моя галерея, я победил
несколько очень важных конкурсов и
получил награды за свои работы, стал
приобретать какую-то известность, работы стали
приобретать и как-то у меня достаточно быстро
получилось переключиться, буквально
в течение года.

В этом
году на World Press Photo
победила твоя
«Пастораль»,
также серия
Роба Хорнстры «Сочи»,
в прошлом году была очень нестандартная
серия
с использованием кадров, снятых Google Maps.
Или говорят победы таких необычных
для журналистского конкурса работ о
какие-либо тенденции? Насколько это
важно для конкурса фотожурналистики?
И важно ли это?

Конечно. Мир меняется,
фотография меняется, рынок меняется,
все меняется. Конкурс WPP
сам ничего не определяет. Мне кажется, WPP
– это в первую очередь инструмент для
фотожурналистики, чтобы пытаться
понять, что происходит в данной
сфере. Они пытаются анализировать и
отображать адекватно то, что
происходит.

«Я
абсолютно не верю в концепцию самородка»

Или мог бы
ты назвать какой-то топ фотографов, которые
формировали тебя и изменился он в течение
времени?

Начинал с
какой-то классической иерархии: Картье-Брессон
(Henri Cartier-Bresson),
потом магнумаўскія фотографы (фотографы
легендарного
агентства Magnum
– авт.), потом такие сложносочиненные,
как Пінхасаў (Gueorgui Pinkhassov), Гурски (Andreas
Gursky), Алек Сот (Alec Soth), Стэрнфелд (Joel Sternfeld),
Стивен Шор (Stephen Shore). Далее уже идут
такие углублении,
где я точно нахожу
резонанс в маленьких, но очень точных
вещах, которые именно вот о том, что
меня восхищает, о том, что мне интересно.

И уже сейчас
это Брумберг и Чанарын Adam Broomberg & Oliver Chanarin), очень интересно,
что они делают, потом Пол Грехем (Paul Graham), Джефф Уолл (Jeff Wall). Но этот уже не
явная фотография, а фотография,
которая требует достаточно серьезных
усилий, внимания и понимания контекста,
в каком это фотография существует, с бухты
барахты это все недостижимо. Будет
казаться, что это профанация, потому что
ты не понимаешь такого долгого хода
– движения мыслей и эволюции,
почему это фотография стала возможной,
почему именно такая и почему она важна.
Так же и в живописи, например, когда
ты не подготовлен,
ты приходишь и говоришь, что моя 5-летняя
дочь сможет лучше нарисовать и это все
фигня и профанация. На самом деле,
если ухватить весь долгий путь, то,
конечно, становится понятным, что
это совсем не про 5-летнюю дочь, это
немножко более сложное развитие мысли.

А для
молодого фотографа, который
начинает фотографировать важно знать
какие-то ориентиры,
чтобы знать, на кого равняться или в чьей
стилистике
он сейчас снимает?

Я думаю, совсем
невозможно без этого, потому что в творчестве
тебе точно нужно понимать, что тебе
нравится, что не нравится.

Это как с
вином. Если тебе нравится вино, то все
начинают там с Сангрии салодзенькай,
условно говоря, на какой-нибудь вечеринке,
и потом вкус все совершенствуется-совершенствуется,
ты начинаешь понимать все больше ньюансаў
и тебе уже больше не нравится сладкое
вино, ты хочешь сухое, потом не просто
сухое, а какое-то складаназлучанае, определенного
региона.
Рецепторы развиваются именно с каким-то
опытом. Также же и в литературе,
и визуально тоже. Потому что, если
нравится все, значит, что тебе не
нравится ничего на самом деле.

Отличие
– это очень важно, это фундаментальная
какая-то основа. А если ты уже можешь
сказать,
что тебе
это нравится больше этого, а это — больше
этого, не обязательно даже, что ты не
можешь ответить почему, но ты чувствуешь в
себе, что тебе именно это больше
нравится.

Здесь важен
и доверие к себе, и внимательность, и интерес,
и интуиция, тогда и можно в это все
проникнуть.
И пытаться понимать, пытаться
назвать, сформулировать эти важные
различия. Это такие важные процессы,
без них вообще никуда не деться.

Я абсолютно
не верю в концепцию самородка, что я не
хочу ничего смотреть, потому что я хочу
делать что-то уникальное. Как раз, когда
ты ничего не хочешь смотреть, ты закончишь
тем, что будешь
бесконечно повторять какие-то клише. И ты
просто утверждаешь свое право на глупость,
или на незнание,
право на абсолютное игнорирование всего
того, что
вокруг происходит. Ну как, если это уже
есть, то этим невозможно не пользоваться
сознательно. В какой-то момент люди пользовались
10 словами, но теперь невозможно вернуться
на этот этап и сказать, что я настолько
творческий, что я хочу все сам и я не буду
пользоваться всеми словами, а только
«кушать»,
«пить»,
«хочу», «дай».

Что ты
читаешь, какую-то специализированную литературу
по фото, искусстве?

Да, конечно.
Много всяких текстов по искусству,
философии. Это значит, какой-то процесс
все время же происходит, выяснение,
что интересно, что важно, что получается,
как и что я делаю, каковы мои задачи. Для
меня это какая-то внутренняя постоянная
работа.

А фильмы?

Фильмы
также. Раньше очень много художественных
смотрел, я сейчас как-то гораздо меньше смотрю.
Сейчас меня как-то
больше тексты интересуют.

Это достаточно
хаотичный процесс. Ты что-то перебираешь,
перебираешь, потом вдруг натыкаешься на
то, что тебя восхищает. Какое-то время
болел Тарковским, потом «новой
волной»
французском, потом снова Тарковским,
чем-то еще. Какого-то такого определенного
учебного плана никогда не было.

Фото из серии The Edge.
Фотографии взяты с персонального сайта Alexander Gronsky.

А вот
Беларусь как автора или манит
чем-нибудь? Или хотелось
бы тебе здесь что-нибудь поснимать, как
пейзажысту?

Повсюду можно
что-либо снимать. На самом деле
это вопрос собственного резонанса.
Не так, что есть какие-то хорошие места
или плохие места. Насколько ты будешь
включен и вовлечен в место, настолько
ты и сможешь его раскрыть и столько там
найти для себя интересного. Я не верю,
что в каких-то странах снимать легче, а
в каких-то труднее. У меня все-таки больше
глобальные представления об этом. Но мне
лично было бы здесь трудно снимать. Я
ничего не знаю про Беларусь и мне нужно
понять, попытаться почувствовать это
место более подробно, чтобы я мог здесь
снимать.

Или собираешься
впредь снимать пейзажи? Нет
желания перейти на портреты, например?

Посмотрим.
У меня нет никаких перадузятасцяў
и ограничений, я буду снимать то, что
мне будет интересно и окажется актуальным
на данный момент. Пока я занимаюсь
пейзажем, потом посмотрим.

Комментарии запрещены.