Немец Мартин: «Два года разговаривал с белорусами только по-белорусски»
Мартин Шон-Чанишвили приехал в Беларусь в далеких 2000-х, чтобы работать добровольцем с детьми-инвалидами и параллельно учить русский, но ведь через какое-то время решил, что белорусский язык это еще большая экзотика, чем российская. Изучив язык, начал на нем говорить со всеми белорусами, в том числе со своей белорусской женой, которой это сильно не нравилось. Однако через незнание беларусами своей речи вернулся к русскому. Сейчас Мартин работает в Минске менеджерам образовательных программ и рассуждает о стратегии шматмоў’я в нашей стране.
Белорусская жена не понимала белорусские слова
Моя бывшая белорусская жена разговаривала со мной по-русски, более того, когда я перешел на белорусскую, она начала жаловаться, что это не солидно и ей неприятно. Но я продолжал, и два года разговаривал с ней по-белорусски. Бывали случаи, что она не понимала какие-то слова. То связано с тем, что я читал газеты и литературу, в которых использовалась язык творческой интеллигенции. И та вообще часто белорусу не понятна. Что может быть, кстати, и виной творческой интеллигенции.
Экзотика
Я приехал в Беларусь в 2000 году и через какое-то время заметил эту языковую специфику. Мне стало просто интересно. И тогда я еще попал в белорусскоязычное круг людей, там и писатели, и художники, и музыканты. Это все я воспринимал как экзотику.
«Это какой-то интеллектуал наш, надо осторожно выбирать слова»
Приобрел учебник, словарь и начал много читать и слушать, приобретал газеты, слушал радио. Через год я начал уже разговаривать с людьми, с ошибками, правда. В 2002-м я вообще перешел на язык, со всеми белорусами начал разговаривать по-белорусски. Для людей это была тоже своеобразная экзотика. А мне казалось, во-первых, что это круто, интересно и классно, что я умею. Во-вторых, мне было легче, ведь люди меня не воспринимали как иностранца. Ведь, когда я разговаривал по-русски, был слышен акцент, и сами белорусы хорошо знают русский язык. А если по-белорусски, то меньше был заметен акцент и люди сами боялись, что не знают языка. Получается, мы поменялись ролями: до сих пор я боялся, что был иностранцем, который что-то не так скажет, а тут уже они боялись, мол, это какой-то интеллектуал наш, надо осторожно выбирать слова. Сами белорусы уже стали иностранцами.
«Все, чая нет, есть только чай»
После двух лет я начал уже пользоваться и русским языком, потому что мне, честно говоря, просто надоело. Сейчас я разговариваю с белорусскоязычными по-белорусски, с остальными — по-русски. Во-первых, это всегда какой-то барьер, когда ты разговариваешь с человеком на другом языке. Во-вторых, в быту это усложняет многие вещи. Решающий момент для меня был, когда я был в Бресте, жил там неделю, пошел как-то в магазин и спрашивал минуты четыре чай. Они так и не поняли, что это такое и тогда я решил, что не буду приносить себя в жертву этого языка. Подумал: «Все, чая нет, есть только чай».
«Возможно» или «возможно»?
Я сделал в свое время ошибку, что приобрел словарь Станкевича, а там он использует такие своеобразные слова. Я не всегда знаю, какое-то слово либо выражение — это норма. Вот например, «возможно» или «возможно»? Учился я по тарашкевице, ведь мне тогда казалось, ну, если уж и учиться, то учиться. А потом все изъяли эти мягкие знаки, ну и я перестал писать. По лексике я стараюсь белорусское слово использовать, но без мягких знаков.
«Пока вы живете здесь, вы будете писать на том языке, который мы понимаем»
Однажды, когда я получал вид на жительство, со мной была личная беседа. Инспектор очень обрадовался и сам перешел на язык. А второй инспектор, женщина, когда я заполнял анкету по-белорусски, мне сказала что-то вроде такого: «А что вы здесь написали? Пока вы живете здесь, вы будете писать на том языке, который мы понимаем». Короче, пришлось заполнить анкету по-русски. В общем, отношение было нормальное, это был только единственный случай такой. Некоторые белорусы переходили со мной на язык, но таких было мало. Им некомфортно, они привыкли говорить по-русски.
Стратегия многоязычия
Шматмоў’е в принципе это хорошо, но в Беларуси нет стратегии шматмоў’я. Должно быть больше преподавания по-белорусски, больше применения. Возможно, перевести корреспонденцию на белорусскую. Нет двуязычия даже в образовательных учреждениях. Почему не сделать так, чтобы одна воспитательница разговаривала по-белорусски, как это делается в англійска-русских, англійска-французских садах. Это на самом деле большой потенциал, ведь ребенок развивается лучше, расширяется кругозор. Если от меня что-то зависело бы, то у меня была бы цель двуязычия, я бы не стремился перевести страну полностью на белорусский, русский дает много возможностей.
«Волей-неволей»
В белорусском есть слова, которых в других языках напрямую нет. Например, «чванливый». А слово «арбуз» могло бы быть с какой-то кавказской языка. Очень понравилось выражение «волей-неволей», и «пластинка» тоже неплохо звучит 🙂